"Деревенская выставка", автор Леонид Баранов
«Впав, словно в ересь, в чудо простоты …»Не существует универсального рецепта под названием «Счастье». У каждого свои представления о тех эфемерных мгновеньях, что редко произрастают в жизни жемчужными гроздьями, чаще отдельными ягодами, иногда — запоздалыми изюминами. Отличительной их особенностью является то, что «жемчужины» эти сразу не распознать, их терпкую сладость может раскусить только время: «Боже мой, а ведь именно ТОГДА я был по-настоящему счастлив … Почему же не понял, не оценил? Не удержал в руках ту птицу счастья?» Все потому, что «птицу счастья» нельзя посадить в клетку — она скоро превратится в канарейку.
Известный екатеринбургский художник Лёня Баранов (хотя проживает он по-прежнему в Первоуральске, в однокомнатной, до невозможности тесной, малогабаритке, служащей ему и жильём, и мастерской одновременно) наперекор всему творит свой миф о Счастье. Его картины-притчи — уникальный симбиоз простоты («… впав, словно в ересь, в чудо простоты …») и мудрости.
Леонид Баранов, художник
В нашем раздерганном, до невозможности исковерканном мире Лёня Баранов со стоическим упрямством творит философию добра и всепрощения. Он создает на своих картинах собственную, его, «Лёнькину», деревню с невозможно-возможным названием «Счастье». Прообразом её послужило село Бобылёво в Курганской области, где находилось родовое гнездо, свитое и как наседкой оберегаемое бабушкой Марией Егоровной, где счастливо проживал он до самого призыва в армию.
Безмятежные старички в пасторальных пейзажахОн населяет свою деревню бесхитростными, бесконечно и безмятежно счастливыми персонажами. Милые и трогательные его старички в интерьере таких же трогательных пасторальных пейзажей предаются невинным детским забавам. Привязав коньки-«снегурки» к грубо подшитым самокаткам катаются по замерзшему пруду. Румяный от мороза дедок со снежно-окладистой бородой библейского патриарха весь в нетерпении от желания резво разбежаться по первому ледку, а бабка-«фигуристка» в овчинном полушубке никак не может справиться с сыромятным ремешком своей «снегурки». Вот еще одна зимняя забава, из разряда «Сельский экстрим»: бабулька в кумачовом платке встала на салазки, сзади дражайшую половину свою, чтоб на скорости не растрясло, нежно придерживает спутник по жизни.
«Доска»
Одна из моих любимых Лёниных картин — «Прыжок под зонтиком» (тоже из серии «Сельский экстрим»). Забравшись на крышу дровяного сарая по приставленной лестнице, двое старичков-экстремалов приготовились к синхронному прыжку, раскрыв над собой дождевые зонты. А как искренне в другой картине — «Доска» — переживает дородный дед в короткой, не по росту, телогрейке, когда бабка, раскинув руки в стороны, как распятый Иисус, взлетает над самодельной качелью-доской: «Ох, не расшиблась бы старуха. Чё ж я делать-то без неё стану?». Да и зависшая в воздухе бабка не меньше напугана неожиданным кульбитом: «Ох, расшибусь. Вот старый хрыч! Есть еще порох в пороховницах».
«Семочки»Все Лёнины старички, за редким исключением, парны, как две уготованные Богом друг другу половинки. Моя любимая работа — «Семочки» (так в родном Бобылеве семечки называют). За простым, не покрытым клеёнкой столом, на лавке, тесно прижавшись друг к дружке, сидят два славных, идиллических старичка. Платок старухи и рубаха старика сшиты из одного — голубого с палевыми разводами — ситца, целый тюк которого отхватила на базе сельторга (со словами «Вот так счастье!») бойкая продавщица сельмага и одела всю деревню «Счастье» в одинаковые одежды. На дощатом столе перед старичками — сковородка с деревенской «утехой» — калёными «семочками», кои они лузгают от души, у каждого — своя, аккуратно подгребаемая, горка шелухи. С краю стола — конфетка в красно-синем фантике, появившаяся здесь, скорее, как озорство художника, маленький хулиганский штрих, его «фирменный знак».
«Семочки»
Самое удивительное в картине — взгляд у каждого из стариков, детский до беспомощности, просветлённый до прозрачности души, устремленный внутрь себя. Взгляд праведника, без которого на Руси не стоит село. А в «Лёнькиной» деревне «Счастье» праведники — все. Значит, стоять деревне этой на земле вечно.
В картине «В стогу» (еще один безусловный шедевр художника) ему удалось передать такую запредельную, такую неизбывную нежность в отношениях, которую супругам редко удаётся пронести через всю жизнь. Если, конечно, они не проживают в деревне «Счастье». Васильковые глаза старика в раздумье глядят в такое же васильковое (другого оттенка) небо: через колорит глаз и неба противопоставляется конечность человеческой жизни и бездонная вечность неба. Словно бы старик подводит итог совместно прожитой со старухой жизни, где была она ему поддержкой и опорой, оттого так крепко прижимает её к своей груди, накрыв «ковшиком» заскорузлой, фиолетовой от вздутых вен, ладони руку спящей «половины» своей.
Жизнь персонажей «Лёнькиной деревни» размеренна как река в широком равнинном русле, тягуча как мёд, их внешний мир простирается до деревенской околицы, оттого пребывают они в счастливом неведении о проблемах большого мира, в центре которого «на трёх китах» чудесным образом уместилась их деревня под названием Счастье.
«В стогу»
Трогательные бесхитростные старички Лёни Баранова напоминают библейских Адама и Еву, что, как по райским кущам, бродят среди неярких пейзажей родного Зауралья, их бревенчатые избушки символизируют шатры в Эдемском саду под Божественной сенью.
Адамы и Евы состарились, так и не вкусив плода от Древа познания Добра и Зла. Потому что Змей-искуситель в этих краях не водится. Оттого Древо познания, что когда-то Господь посадил посреди здешнего «Эдемского сада», засохло. Зато пышным цветом цветет Древо Жизни. И они вкушают его сладкие плоды. И оттого вечны и счастливы.
«Надену я белую шляпу – поеду я в город Анапу …»Окончив в 1984-м Свердловское художественное училище им. Шадра (где, кстати, учился в одной группе с Владимиром Сусановым, основателем первоуральской студии «Изограф»), Лёня Баранов немного преподавал в школе искусств на Уралмаше, какое-то время пытался профессионально себя реализовать на Свердловской киностудии. После чего подался на «вольные хлеба», став уличным художником «без крыши над головой», в прямом и переносном смыслах. Десять лет рисовал портреты и шаржи на набережных сначала Ялты, потом — Анапы, Геленджика, по полгода проживая на российских черноморских курортах, на зиму возвращаясь в Екатеринбург. Портретно-уличная живопись, когда овладеваешь ей в совершенстве, позволяет зарабатывать не только на хлеб. Но и на то, чтоб до нового курортного сезона ежедневно намазывать его маслом. Иногда — красной икрой. Но для этого надо, как в песне: «Надену я белую шляпу — поеду я в город Анапу!» Кормят уличных художников столицы и города-курорты.
«Бабушка с тюрей»В 1997 году Лёня Баранов нарисовал небольшой по размерам портрет «Бабушки с тюрей». Тихая, задумчивая бабулька в клетчатом полушалке на фоне неубранного картофельного поля хлебает из глубокой миски тюрю (хлебный мякиш, размоченный в молоке). Кроткий, святой в своей простоте, взгляд, ложка с зачерпнутой тюрей в руке — один американский коллекционер сразу оценил самобытность работы и купил ее, не торгуясь. Лёня нарисовал еще один портрет из деревенской серии, навеянной родным Бобылёво. И тут из него «попёрло»! Он нашел тему, нащупал тональность, определил свой «вектор» в искусстве. Подготовительная работа, что подспудно шла в нем всегда, завершилась: «доармейский» период жизни в Бобылёве, бесконечная бабушкина доброта, общение с живой натурой в период десятилетних уличных странствий, обретённый профессиональный опыт — все слилось воедино, выплеснув наружу потрясающий по органике деревенский цикл, который сам Лёня называет «Мои бабушки и дедушки». Только мне больше нравится случайно обронённое им в разговоре — «Лёнькина деревня».
«Полетаем!»
На вопрос о смене «вектора» в искусстве, Лёня пожимает плечами: «Сам об этом иногда думаю — когда устаю хитовать. Но, ты знаешь, меня не поймут. Всем от меня нужны только мои бабушки и дедушки». В переводе с языка Лёни Баранова, «хитовать» — значит, по желанию заказчика делать копии понравившихся работ. «Повторы, особенно, когда их много, нелегко даются и мешают думать о новых сюжетах. «Семочки», сколько ни рисуй — все равно покупают. Нельзя без конца хитовать! Я тут еще одну тему нарыл — стал великанов рисовать, — Лёня достал компактную работу с деревенским «Гулливером», гигантским телом своим соединившим берега зимней, почему-то не замерзшей реки, на спину которого селяне забираются по лестнице и ходят по ней как по мосту.
Шохин купил картину в подарок ПутинуОдну из его работ купил российский политик Александр Шохин и подарил Владимиру Путину. На ней крестьяне, как казаки Запорожской Сечи на картине Репина, пишут письмо. Только не турецкому султану, а нашему президенту. В письме том — просьба помочь возродить в их родном селе Храм, что в золотом свечении куполов, малиновом перезвоне колоколов, словно из воздуха материализуется за их усердными спинами. Сюжет ему наговорили по телефону из московского «Русского журнала», с которым Лёня сотрудничал на протяжении четырёх номеров. Потом журнал закрылся: спонсоры кончились.
«Ангелы живут на крыше»
Много работ Лёни Баранова за границей, есть несколько в резиденции Свердловского губернатора, в коллекциях Евгения Ройзмана, Иннокентия Шеремета. Баранов сотрудничает с екатеринбургскими галереями: «Суворов», «Салават», «Белая галерея».
— Лёня, ты много хитуешь, твои работы влёт уходят. Мастерской при этом у тебя нет, живёшь в малогабаритке, ездишь на древней иномарке? — Оль, у меня всё хорошо. Картины продаются. Но не так дорого. И не так быстро. Видимо, я не так усерден, не так много работаю. Зато у меня много друзей! У них бывают трудные периоды в жизни, и я счастлив, что пока у меня есть возможность помогать им материально. Я живу так, как хочу. У меня есть время и деньги на друзей. У меня есть свобода. А это дорогого стоит. Слава Богу, что пока я сохраняю легкость стиля. Не хочу сидеть в своем «логове» и «махроветь». Если не жил богато и никогда не был шибко продуманным — значит, так оно и должно быть!
В малогабаритке Барановых мастерских две: Лёнина — в единственной комнате и мамина, «мамуськи», как называет её Лёня (Нине Андреевне в декабре исполнится 90, а она полна творческих замыслов), — в кухне. Я побывала в обеих мастерских двух самобытных художников. И, кажется, чуть-чуть продвинулась в вычислении формулы Счастья.
.